Наш новый автор Мария Касьяненко живет в Уганде. В прошлый раз она рассказывала о повседневной жизни детей на Экваторе, а сейчас поделилась интересными наблюдениями о системе образования в далекой африканской стране.
Учебный год в Уганде закончился в начале декабря, и дети, отпраздновав выпускные, разошлись на каникулы до февраля. В этом году им предстоит отдыхать даже дольше обычного – до конца февраля, поскольку правительство приняло решение отложить начало учебного года до окончания выборов. Дети рады, учителя пребывают в смешанных чувствах: с одной стороны, приятно отдохнуть лишний месяц, с другой – здесь не принято платить людям зарплату в каникулы: предполагается, что, раз ты не работаешь, то и деньги получать не должен. Программу, разумеется, никто не сократит, и учителям предстоит вместить в два месяца все то, что предполагалось изучать три.
А между тем все ученики – начиная с трех лет и до окончания полного среднего образования – каждый триместр сдают экзамены, и неудовлетворительная оценка даже в одном триместре грозит существенно испортить аттестат в конце года, а несдача годового экзамена обернется оставлением на второй год (да-да – и для трехлетнего ребенка тоже!).
Но давайте по порядку. Итак, учебный год начинается в январе и разделен не на четверти или семестры, а на триместры – три раза по три месяца в каждом, и каждый триместр заканчивается экзаменом. Самые длинные каникулы, соответственно, как и у нас, отделяют один учебный год от другого – но это не привычные нам летние каникулы, а рождественские. Впрочем, и лета здесь как такового нет – есть чередование влажных и сухих сезонов, которые никак не совпадают со знакомыми нам временами года: Уганда лежит на экваторе, где погода зависит не от наклона земной оси, а от направления ветра.
И, разумеется, система образования в Уганде отличается от российской не только этим:
– С трех лет до шести лет дети ходят в Nursery schools (я буду называть их ранняя школа), которые в некотором смысле – аналог наших детских садов, но с вполне внятной программой, которую малышне предстоит за это время освоить: обычно выпускник ранней школы умеет читать, писать и считать минимум в пределах двадцати (чаще – ста).
– С шести лет начинается Primary school (начальная школа), которая, в отличие от ранней, считается обязательной (что никак не означает, что в нее действительно ходят все дети: если ваш ребенок не ходит, то никакая опека к вам за это не придет). В начальной школе семь классов, так что дети из беднейших семей часто не заканчивают даже ее.
– После начальной следует Secondary school (наша средняя), состоящая из двух частей – общий уровень (4 года) и продвинутый (advanced), который зачастую заменяется профессиональным училищем – еще два года учебы. Формально средняя школа тоже бесплатна и тоже обязательна, но размер взноса, который надлежит уплатить родителям за это бесплатное образование (на учебники, еду и т. п.) почему-то возрастает с 10 долларов за триместр (как в начальной) до 50 евро минимум. Как это отражается на количестве детей, переходящих из начальной школы в среднюю, вы, я думаю, можете догадаться.
Я работаю волонтером в ранней школе, организованной в нашей деревне группой родителей, стремившихся обеспечить своим детям доступ к этому уровню образования и при этом не разориться. Формально ранние школы необязательны (и действительно, значительно менее распространены, чем начальные). Ну, и, разумеется, государство никак их не поддерживает ввиду этой необязательности. Соответственно, частый бизнес предлагает заботливым родителям, мягко говоря, недешевый сервис для тех, кто готов (и способен) заплатить за развитие своего ребенка: минимальная стоимость пребывания с утра до полудня – почти 40 евро (все цены – за триместр), восемь часов (то есть, с обедом в дополнение к завтраку) – больше 60 евро. Верхнего предела, разумеется, практически нет – некоторые и по 200 евро стоят. Для сравнения, зарплата учителя в нашей школе – 25 евро в месяц.
При этом, качество и образования, и – особенно – остальных прилагающихся услуг – очень сильно разнится: ибо и сдирая с родителей три шкуры, персонал коммерческих школ по-прежнему норовит стянуть все, что не приколочено гвоздями, – тем более, что деньги-то забирает директор, а об учителях никто особо не заботится: уровень безработицы в стране очень высок – не хочешь работать – найдем другого. Одна из наших учительниц раньше работала в дорогой бизнес-школе (в соседней с нами деревне есть): теперь ругается последними словами и рассказывает ужасы про безобразное отношение.
Но главная беда с ранними школами не в качестве образования, а в том, что даже при самом плохом его уровне эта система катастрофически углубляет разрыв между богатыми и бедными (который и так кажется непреодолимым), почти окончательно лишая детей из бедных семей шансов сравняться со своими более удачливыми сверстниками. Мало того, что одни, придя в начальную школу, уже умеют читать, писать и считать, а вторые – ни бум-бум, так ведь еще и язык образования здесь – английский, а местное население говорит на нескольких десятках языков, многие из которых далеко не взаимопонятны, так что в первом классе общеобразовательной школы те, кто не ходил в раннюю, в принципе не понимают, чего от них хочет учитель, в то время, как ходившие отлично знакомы и с языком команд, и объяснения схватывают налету.
В первом, а порой – и половину второго класса дети в основном повторяют (или проходят с нуля) программу ранней школы, но преодолеть разрыв все равно удастся не всем: тем более, что бедных будут регулярно изгонять из школы за неуплату – до момента пока родители не принесут деньги. Классу к третьему-четвертому самые упорные и мотивированные наконец сравняются с выпускниками ранних школ, а в пятом-шестом некоторые уже бросят школу.
Между тем это как раз те классы, когда у бедных, но талантливых и прилежных детей появляется шанс получить государственную стипендию на продолжение образования. Увы, для большинства к этому времени школа прочно ассоциируется с постоянным унижением и ощущением собственной неуспешности, так что, бросая ее по требованию родителей, многие даже не чувствуют себя обделенными.
Ситуация была бы безвыходной, если бы не ранние школы типа той, где работаю я: по своей концепции это нечто вроде родительского кооператива, который, соответственно, не преследует цели извлечения прибыли, а просто пытается выйти в ноль, скидываясь на содержание детишек.
За восемь часов присмотра и обучения с обедом и завтраком родители платят всего около 20 евро (за триместр), но и эта сумма многим не по карману: в нашей деревне, как и во всей Уганде (и особенно – в северных ее регионах), много сирот и матерей-одиночек, едва сводящих концы с концами. Так что со следующего учебного года мы вводим новую систему – с поиском для подобных детей персональных спонсоров за границей, которые будут готовы раз в четыре месяца оплачивать их обучение в обмен на отчеты об успехах подшефного. И мы очень надеемся, что это даст самым уязвимым детям шанс выбраться из той нищеты и безграмотности, которые ждут их без этой возможности.
